Много смертей видела долина в тот день, но сейчас здесь происходила настоящая резня. Артур попытался остановить кровавое пиршество, но ничто уже не могло противостоять выплеснувшейся наружу безудержной дикости. Его всадники носились в гуще обезумевшей толпы, как мстившие боги, а мы преследовали и рубили метавшихся и уже не помышлявших о защите врагов. Многие из них успели добежать до реки и пытались переправиться вброд, но остальные укрылись в деревне, где сумели снова выстроить стену щитов. Теперь уже наши осажденные враги оказались в окружении. Зловещий вечерний свет разлился по долине, последние солнечные лучи желтили верхушки деревьев. Кончался долгий кровавый день. Мы тяжело дышали, клинки наших мечей и наконечники копий были густо покрыты засыхавшей кровью.
Артур с мечом, таким же окровавленным, как и мой, устало соскользнул со спины Лламрей. Черная кобыла была белой от пены, ее бледные глаза широко раскрылись, а сам Артур казался обессиленным этим жутким сражением. Прорываясь к нам, он, по словам его товарищей, сражался как человек, в которого вселились боги. Но сейчас он как бы и не чувствовал себя победителем и, обнимая меня и Саграмора, с горечью произнес:
— Я обманул твои ожидания, Дерфель.
— Ты ошибаешься, лорд, мы выиграли.
И я указал мечом на горстку людей Горфиддида, которые сгрудились под знаменем с орлом вокруг их пойманного в ловушку короля. Здесь виднелось и поникшее знамя с изображением лисы Гундлеуса. Но ни одного из двух королей мне разглядеть не удалось.
— И все же я обманул ваши ожидания, — не успокаивался Артур. — Я не смог пробиться вовремя. Их было слишком много.
Эта неудача не давала ему покоя, потому что он знал, как близки мы были к поражению. Не имея сил пробиться сквозь плотную стену вражеских воинов, Артур вынужден был с отчаянием наблюдать, как нас безжалостно уничтожали. Помог не он, а ирландцы. И все же он был не прав. Победа принадлежала ему, потому что Артур, единственный в Думнонии и Гвенте, решился дать бой. Да, все пошло не так, как он задумал. Тевдрик не пришел на помощь, а тяжелые военные лошади Артура завязли в неколебимой стене щитов Гундлеуса. Но смелость и напор всадников Артура все же решили исход битвы в нашу пользу. Конечно, вмешался и Мерлин, но его целью вовсе не была наша победа. К победе стремился именно Артур. Пусть он обвинял себя, считая такую победу неудачей. Но это был Лугг Вейл, та победа, которая сделала его подлинным правителем Британии, победа, воспетая поэтами. Она сотворила Артура — песенного героя, на которого в эти темные годы молились. Его, которого возвеличила наша кровавая битва.
Сегодня уже забыли, сколь трудной и зыбкой была победа, но история сглаживает неудачи победителей, делая их великими героями, а тогда власть Артура вовсе не была такой прочной и несомненной. Он правил Думнонией благодаря смерти Овейна и поддержке Бедвина, но с каждым годом появлялось все больше и больше претендентов на властвование страной, мечтавших удалить Артура. У Горфиддида были сторонники в Думнонии, и, да простит меня Господь, о поражении Артура молились многие христиане. Артура вынудили воевать, он должен был добыть победу или потерять все и выиграл.
Артур подошел к Тристану и обнял его, потом приветствовал Энгуса Макайрема, ирландского короля Деметии, чьи воины решили исход битвы. Артур, как всегда, опустился перед королем на колени, но Энгус поднял его и заключил в медвежьи объятия. Я отошел и окинул взглядом долину. Все вокруг было завалено мертвыми телами, умиравшими лошадьми, исковерканными щитами, сломанными копьями. Пахло кровью. Кричали раненые. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким усталым. Оборванцы из ополчения Горфиддида прокрались на поле битвы и принялись грабить убитых и раненых, и я послал Кавана с копьеносцами отогнать негодяев. Черная туча воронов тянулась через реку, первые птицы уже рвали жадными клювами внутренности мертвецов. Хижины, которые мы подожгли утром, все еще дымились. Неожиданно предо мной возник образ Кайнвин, и посреди всего этого ужаса душа моя возликовала, вознеслась к небу, будто обрела невесомые белые крылья.
Я обернулся и увидел, как обнимаются Артур и Мерлин. Артур, казалось, расслабился и обмяк в объятиях друида, но Мерлин твердой рукой поддержал его и похлопал по спине. И они вдвоем направились в сторону вражеской стены щитов.
Навстречу им вышли Иорвет и Кунеглас. Принц был с копьем, но без щита. Экскалибур Артура покоился в ножнах. Опередив Мерлина, он приблизился к Кунегласу, пал на колени и склонил голову.
— Лорд принц... — начал он.
— Мой отец умирает, — не дал ему договорить Кунеглас. — Удар копья в спину сразил его.
Казалось, он обвинял Артура в коварстве, но ведь каждому известно, что бегущие люди часто умирают от ударов в спину.
Артур стоял на одном колене. В первое мгновение он словно бы не знал, что ответить Кунегласу, но потом поднял на него спокойный взгляд.
— Можно мне увидеть короля? — спросил он. — Я обидел твой дом, принц, оскорбил вашу честь и, хотя никому не желал зла, готов просить прощения у твоего отца.
Теперь настала очередь Кунегласа смутиться. Он поколебался, потом пожал плечами и указал на свою стену щитов. Артур поднялся и бок о бок с принцем двинулся к умиравшему королю Горфиддиду.
Я хотел остеречь Артура от опрометчивого шага, но прежде чем успел крикнуть, моего лорда уже поглотила темная гуща врагов. Я пытался представить разговор Горфиддида с Артуром и понимал, что поверженный король выплюнет ему в лицо те самые оскорбления, которые бросал мне. Горфиддид был не из тех, кто хотя бы на смертном одре прощает своих врагов. Он не упустит последнего удовольствия уязвить Артура. Саграмор соглашался со мной, и мы оба с болью и мукой наблюдали, как Артур вышел из вражеского окружения с таким же темным и мрачным лицом, как зев Пещеры Круахана. Саграмор шагнул ему навстречу.