– Они меня не любят, – сказал он на мой вопрос о близнецах, – зато очень привязаны к нашему старому другу Ланселоту.
При упоминании этого имени Артур виновато улыбнулся и добавил:
– И будут сражаться рядом с его людьми.
– Сражаться? – озабоченно спросила Кайнвин.
Артур ласково улыбнулся.
– Я намереваюсь забрать у тебя Дерфеля, госпожа.
– Главное, чтобы ты его вернул, – только и смогла выговорить Кайнвин.
– Вместе с богатством, на которое можно будет купить королевство.
Он окинул взглядом низкие стены Кум Исафа, соломенную кровлю и навозную кучу под навесом. В Думнонии крестьянские дома были побольше, по меркам же Повиса такое хозяйство считалось вполне зажиточным, и мы его любили. Я ждал, что Артур сравнит мою нынешнюю скудную обстановку с грядущим богатством, и приготовился вступиться за Кум Исаф, однако наш друг внезапно погрустнел.
– Завидую твоему дому, Дерфель.
– Мы уступим его тебе, только скажи, – искренне отвечал я.
– Мой горький удел – высокие своды и мраморные колонны. – Он несколько запоздало хохотнул и продолжил: – Я уйду завтра. Кунеглас выступит через десять дней. Отправляйся с ним, а если сможешь, то раньше.
– Куда? – спросил я.
– В Кориниум.
Артур встал и взглянул на лощину.
– Пару слов на прощание? – спросил он.
– Пойду прослежу, чтобы Скарах не упустила молоко, – сказала Кайнвин, разгадав его прозрачный намек. – Желаю тебе победы, – обратилась она к Артуру и в последний раз его обняла.
Мы пошли по лощине. Артур одобрил новые плетни, подстриженные яблони, запруду для рыбы, которую мы устроили на ручье.
– Не слишком привязывайся к этой земле, Дерфель, – сказал он. – Я надеюсь, что ты вернешься в Думнонию.
– Очень хотелось бы, – отвечал я, зная, что не Артур препятствует моему возвращению на родину, а Гвиневера и Ланселот.
Артур улыбнулся и сменил тему.
– Кайнвин, похоже, очень счастлива, – заметил он.
– Да. Мы оба очень счастливы.
Он помолчал, затем проговорил с уверенностью молодого отца:
– Беременность может сделать ее взбалмошной.
– Пока не замечаю. Правда, у нее сроку всего несколько недель.
– Тебе с ней повезло, – тихо промолвил Артур.
Оглядываясь назад, я понимаю, что тогда впервые услышал от него некое подобие упрека в сторону Гвиневеры.
– Роды – трудное время, – поспешно объяснил он, – и приготовления к войне осложняют дело. Я не могу бывать дома столько, сколько хотел бы.
Артур остановился перед старым дубом, в который некогда ударила молния; почерневший ствол был расколот надвое, из него пробивались новые зеленые побеги.
– Позволь попросить тебя об одной услуге.
– Все, что скажешь, господин.
– Не торопись, Дерфель, ты еще не знаешь, о чем речь.
Он замолчал, и я понял, что услуга будет непростой. Мгновение или два Артур не решался выговорить свою просьбу, а только смотрел на дальний берег лощины и что-то бормотал про оленей и колокольчики.
– Колокольчики? – переспросил я, думая, что ослышался.
– Интересно, почему олени никогда не едят колокольчики, – сказал он. – Все остальное едят.
– Не знаю, господин.
– Я объявил в Кориниуме сбор посвященных Митры.
Я понял наконец, к чему он клонит, и внутренне напрягся. Война принесла мне много наград, но больше всего я гордился принадлежностью к культу Митры – римского бога войны, оставшегося в Британии после ухода легионов. К мистериям допускались лишь те, кого избрали другие посвященные. Они могли быть из разных королевств и сражались друг с другом не реже, чем друг за друга, однако в митреуме встречались, как братья; только они могли избрать в свое число храбрейших из храбрых. Это означало признание лучших воинов Британии; честь, к которой я относился весьма ревниво. Разумеется, к священнодействию допускали только мужчин; более того, женщина, увидевшая ритуал, подлежала смерти.
– Я объявил сбор, – продолжал Артур, – чтобы мы приняли Ланселота в число посвященных.
Я знал, что к этому идет. Гвиневера обратилась ко мне с такой просьбой год назад. Я думал, что она отказалась от своей затеи, но теперь, перед началом войны, тема всплыла снова.
Я отвечал вежливо:
– Не лучше ли подождать, пока мы разобьем саксов? За это время, не сомневаюсь, у нас будет случай увидеть Ланселота в бою.
До сих пор никто из нас не наблюдал его в схватке, и я, честно говоря, не рассчитывал, что летом он примет участие в сражениях. Мне просто хотелось на несколько месяцев оттянуть разговор.
Артур поморщился.
– Есть причина, заставляющая нас спешить.
– Что за причина?
– Его мать нездорова.
Я рассмеялся.
– Ну, это не повод принимать человека в посвященные.
Артур скривился, чувствуя, что его доводы неубедительны.
– Он – король и ведет войско в нашей войне. Ему не нравится Силурия, и трудно его винить. Он тоскует по арфистам, поэтам и золоту Инис Требса, который утратил, поскольку я не сдержал клятву и не привел войско на помощь его отцу. Мы перед ним в долгу.
– Я – нет, господин.
– Мы перед ним в долгу, – повторил Артур.
– И все равно он может подождать, – твердо отвечал я. – Если ты предложишь избрать его, господин, то наверняка получишь отказ.
Артур, видимо, ждал такого ответа и все-таки продолжал настаивать.
– Ты мой друг, – он отмахнулся, не давая мне вставить слово, – и мне бы хотелось, чтобы моего товарища в Думнонии чтили так же, как и в Повисе. – Говоря, он смотрел на расщепленный дуб, теперь поднял взгляд на меня. – Я хочу, чтобы ты жил в Линдинисе, и если на сборе посвященных ты назовешь имя Ланселота, его наверняка изберут.