Хроники Артура - Страница 247

247

– Смотри.

Она с гордостью показала мне котел – не волшебный, а самый обычный, стальной, и к тому же явно не новый. Котел свешивался с потолочной балки и был наполнен какой-то темной жидкостью. Ветки омелы, крылья летучей мыши, змеиная кожа, сломанный олений рог и пучки травы висели так низко, что мне, входя в лачугу, пришлось сильно нагнуться. Дым ел глаза. В углу на соломе лежал голый человек – при моем появлении он недовольно заворчал.

– Тихо, – рявкнула на него Нимуэ и, взяв палку, принялась шерудить в котле, который тихо исходил паром над дымным очагом. Пошарив палкой, Нимуэ выудила что-то из темной жидкости. Это оказался человеческий череп.

– Помнишь Бализа? – спросила она.

– Ну конечно, – отвечал я. Друид Бализ был глубоким стариком в моей юности и, разумеется, давным-давно умер.

– Его тело сожгли, – сказала Нимуэ, – а голову – нет. Голова друида обладает огромной властью. Один человек хранил ее в бочонке с воском, а теперь принес мне. Я ее купила.

Это означало, что голову купил я. Нимуэ вечно приобретала какие-то культовые предметы: сорочку с мертворожденного ребенка, драконий зуб, христианский магический хлеб, чертовы пальцы, а теперь вот голову мертвеца. Она приходила во дворец и клянчила деньги на эти глупости, и я понял, что легче от нее откупиться, даже если золото пойдет на всякую ерунду. Раз она отдала целый золотой слиток за трупик двухголового ягненка, который потом прибила к частоколу со стороны христианской церкви и оставила гнить. Мне не хотелось спрашивать, сколько она заплатила за бочонок с воском, в котором сохранялась голова.

– Воск я вытопила, а голову выварила, – сказала Нимуэ.

По крайней мере это объясняло стоящую в лачуге невыносимую вонь.

– Ничто не обладает такой предсказательной силой, как голова друида, вываренная в моче с десятью травами Кром Дубха, – продолжала Нимуэ, поблескивая в полумраке единственным глазом. Она отпустила череп, и он снова погрузился в темную жидкость. – А теперь жди.

Голова у меня кружилась от дыма и вони, но я покорно ждал, пока темная поверхность успокоится и станет гладкой как зеркало, подернутое легкой дымкой пара. Нимуэ наклонилась над котлом и задержала дыхание. Я знал, что она ждет видений. Человек на соломе зашелся в надсадном кашле, потом потянулся за ветхим одеялом, чтобы прикрыть наготу. "Есть хочу", – простонал он. Нимуэ как будто ничего не слышала.

Я ждал.

– Я на тебя в обиде, Дерфель, – внезапно сказала Нимуэ. От ее дыхания жидкость в котле пошла мелкой рябью.

– За что?

– Вижу, как на морском берегу сожгли королеву, а ты не привез мне ее пепел, – укоризненно проговорила Нимуэ. – Мог бы догадаться.

Она замолчала. Я ничего не ответил. Жидкость снова успокоилась и уже не всколыхнулась, когда Нимуэ заговорила снова – странным, низким голосом.

– Два короля придут в Кадарн, – сказала она, – но воцарится не король. Покойница вступит в брак, утраченное явится на свет, меч ляжет на шею ребенка.

Тут она закричала так страшно, что голый человек забился в дальний угол лачуги и накрыл голову руками.

– Скажи это Мерлину, – произнесла Нимуэ обычным своим голосом. – Он поймет.

– Хорошо, – пообещал я.

– И еще скажи, – с лихорадочной настойчивостью потребовала она, грязными исхудалыми пальцами стискивая мой локоть, – что я видела Котел. Скоро, скоро его попытаются использовать. Скажи Мерлину!

– Хорошо, – повторил я и, не в силах больше выносить смрад, вырвался от Нимуэ и шагнул под ледяную морось.

Она выбежала следом и накрылась от дождя полой моего плаща. Мы дошли до калитки. Нимуэ была странно весела.

– Все думают, что мы проигрываем, Дерфель, что эти мерзкие христиане захватывают землю, – сказала она. – Но все не так. Котел скоро будет найден, Мерлин вернется, и мощь его вырвется на волю.

Я остановился у частокола и посмотрел на христиан, которые, как всегда, молились у подножия холма. Сэнсам и Моргана в надежде отвратить язычников от обгорелой вершины Тора устроили так, чтобы молитвы эти не прекращались ни днем, ни ночью. Нимуэ с презрением смотрела на христиан. Некоторые из них, узнав ее, осенили себя крестным знамением.

– Думаешь, христианство побеждает? – спросила она.

– Боюсь, что так, – сказал я, слушая гневный рев, несущийся от подножия Тора. Мне вспомнилось исступленное самобичевание в Иске. Я не знал, как долго мы сможем сдерживать это безумие, поэтому с горечью повторил: – Боюсь, что так.

– Христианство не побеждает, – презрительно объявила Нимуэ. – Смотри.

Она вынырнула из-под моего плаща и задрала грязное платье, явив христианам свою жалкую наготу, потом непристойно выпятила живот, взвыла и снова опустила подол. Некоторые христиане перекрестились, но многие, я заметил, по привычке осенили себя языческим знаком от порчи и сплюнули на землю.

– Видишь? – с улыбкой проговорила Нимуэ. – Они по-прежнему верят в старых богов. И вскоре, Дерфель, их вера подкрепится. Скажи это Мерлину.

Я выполнил ее просьбу: пересказал Мерлину, что два короля придут на Кадарн, но воцарится не король, что покойница вступит в брак, утраченное выйдет на свет и меч ляжет на шею ребенка.

– Повтори-ка еще раз, – сказал старик, щурясь и гладя пеструю кошку, лежащую у него на коленях.

Я торжественно повторил, затем передал слова Нимуэ, что Котел вскоре найдется и ужас его надвигается неминуемо. Мерлин рассмеялся и покачал головой, потом рассмеялся снова. Кошка насторожила уши, и он успокаивающе погладил ее по спине.

247