Хроники Артура - Страница 257

257

В ту ночь он задал в нашу честь пир, а наутро мы с проводником, которого дал нам Кунеглас, отправились в бесприютные холмы за бывшей границей Силурии.

Мы ехали в отдаленную христианскую общину. Последователей новой веры в Повисе было немного, поскольку Кунеглас безжалостно изгонял Сэнсамовых миссионеров, но все же христиане в королевстве встречались, особенно в бывшей Силурии. Та община, в которую мы держали путь, славилась исключительной святостью: ее члены жили в крайней бедности, избрав для своих подвигов суровый и дикий край. Лигессак укрылся среди этих фанатиков, которые, как объяснил нам Тевдрик, умерщвляли свою плоть: состязались в том, кто будет влачить более жалкое существование. Одни жили в пещерах, другие и вовсе под открытым небом, третьи ели только сырые овощи или ходили нагишом. Иные из них носили терновые венцы или власяницы, в которые вплетали колючие ветки ежевики; были и такие, кто изо дня в день бичевал себя до крови, как те безумцы, которых мы видели в Иске. По мне, так лучшим наказанием Лигессаку было бы оставить его в этой общине. Однако нам приказали доставить беглеца в Думнонию, что означало неизбежное столкновение с неким Кадоком, епископом, который славился своим крутым и воинственным нравом.

Мы были наслышаны о Кадоке, поэтому на подъезде к его обители надели доспехи. Не самые лучшие, разумеется, – что проку красоваться перед толпой полоумных святош – но все же мы облачились в шлемы, кольчуги или кожаные латы и взяли в руки щиты. По крайней мере, доспехи должны были напугать монахов; провожатый заверил нас, что их у Кадока не более двух десятков.

– Все явно тронутые, – сказал проводник. – Один стоит неподвижно целый год. Говорят, за все время не двинул и единым мускулом. Стоит, как столб, ему с одного конца запихивают пищу, с другого убирают дерьмо. Чудной у них бог, коли ему такое нравится.

Дорога к обители была вытоптана до земли ногами паломников; она вилась по склонам голых холмов, средь которых нам попадались только козы и овцы. И хотя пастухов мы не видели, они-то наверняка за нами наблюдали.

– Если у Лигессака есть хоть капля ума, он давно сбежал, – заметил Артур. – Наверняка нас уже заметили.

– И что мы скажем Мордреду?

– Правду, разумеется, – мрачно отвечал Артур. Самый обычный шлем и простой кожаный нагрудник смотрелись на нем чисто и аккуратно. Его тщеславие никогда не было всепоглощающим, как у Ланселота, тем не менее он гордился своей опрятностью, и вся эта поездка в дикий горный край каким-то образом оскорбляла его представления о чистоте и пристойности. Погода была под стать местности, сырая и пасмурная; то и дело налетал ветер с дождем.

Если Артур был не в духе, то наши люди, напротив, пребывали в самом бодром настроении. Они шутили, что будут штурмовать крепость короля Кадока, бахвалились золотом, воинскими кольцами и рабами, которых добудут в этом походе. Еще больше они развеселились, когда мы перевалили последний холм и увидели долину, в которой укрылся Лигессак. Место было воистину жалкое: средь моря грязи торчала каменная церквушка, вокруг нее притулился десяток круглых каменных лачуг. Даже частокола не было – только чахлые огороды, темный пруд и каменные загоны для коз.

Единственной защитой поселения служил большой каменный крест, украшенный изображением христианского бога на троне, в обрамлении причудливой каменной резьбы. Крест этот, и впрямь изумительной работы, стоял в седловине, за которой начинались земли Кадока. Здесь, на виду у всего поселения, лежавшего не более чем в десяти бросках копья, Артур остановил наш отряд.

– Мы не войдем без разрешения, пока есть возможность договориться, – кротко сказал он.

Артур упер древко копья в землю рядом с передней ногой своего коня и стал ждать.

Внутри поселения было человек двадцать; при виде нас они бросились в церковь. Через несколько мгновений оттуда вышел исполинского роста человек. Он был не ниже Мерлина, широкогрудый, с большими ухватистыми руками. К немытому лицу и бурой рясе пристала земля, волосы, такие же грязные, как и ряса, выглядели так, будто их не стригли никогда в жизни. На продубленном солнцем лице выделялись большой рот, выпуклый лоб и злые глаза. В правой руке великан держал посох, на левом бедре болтался огромный ржавый меч без ножен. Мне подумалось, что человек этот был прежде умелым воином, да и сейчас способен нанести удар-другой.

– Вам нет сюда хода, – прокричал он, – если только вы не пришли вручить Богу свои жалкие души.

– Мы уже вручили свои души другим богам, – учтиво отвечал Артур.

– Язычники! – закричал великан. (Я догадался, что это и есть прославленный Кадок.) – Вы подступили с оружием к обители, где дети Христовы играют с Агнцем Божьим?

– Мы пришли с миром, – твердо сказал Артур. Епископ плюнул желтой мокротой в сторону Артуровой лошади.

– Ты – Артур ап Утер ап Диавол, – прогремел он, – и твоя душа – грязное рубище.

– А ты, полагаю, епископ Кадок, – все так же учтиво сказал Артур.

Епископ встал возле креста и посохом провел по земле черту.

– Только верным и кающимся дозволено пройти за эту черту на святую землю Божью, – объявил он.

Артур некоторое время смотрел на грязную деревушку впереди, потом серьезно улыбнулся строптивому Кадоку.

– Я не хочу вступать на землю твоего бога, епископ, – сказал он, – но миром прошу привести сюда человека по имени Лигессак.

– Лигессак, – прогремел Кадок, словно обращаясь к тысячной пастве, – святое дитя Божье. Он получил здесь убежище, в которое тебе не дозволено вторгаться.

257