Хроники Артура - Страница 67

— Принц Артур считает, что оно красивое, леди, и достойно тебя.

— Милый Артур, — легкомысленно улыбнулась она и, сняв со статуи ожерелье, накинула его на бронзовую голову. — Ему идет. Назову его Горфиддидом. Похож он на Горфиддида, как ты думаешь?

— Похож, леди, — кивнул я.

Бюст и впрямь напоминал суровое, застывшее лицо Горфиддида.

— Горфиддид — скотина! — с ненавистью произнесла Гвиневера. — Он пытался взять мою невинность.

— Вот как? — Меня смутила такая откровенность.

— Пытался, да не удалось, — твердо сказала она. — Он был пьян. Всю меня обслюнявил. Даже здесь все слиплось.

Она провела ладонью по грудям. На ней была белая полотняная сорочка, ниспадавшая с плеч до щиколоток крупными прямыми складками. Полотно было настолько тонким, что я мучительно отводил глаза, чтобы не пялиться на ее почти обнаженное тело. На шее Гвиневеры поблескивала золотая фигурка увенчанного полумесяцем оленя, в ушах мерцали янтарные капли, утопленные в золото, левую руку тяжелило массивное золотое кольцо с вырезанным символом Артура — медведем.

— Слюни, одни только слюни, — брезгливо скривилась она. — А потом, когда Горфиддид отстал, точнее сказать, оставил свои попытки, он разнюнился и обещал сделать меня королевой, самой богатой королевой в Британии. В ответ я пошла к Иорвету и просила его заклясть меня от нежеланного любовника. Конечно же, я не сказала друиду, что это был король, хотя он и так сделал бы для меня все за одну только улыбку. Друид дал мне амулет, я зарыла его и заставила своего отца открыть Горфиддиду, что это смертельный амулет против дочери человека, который попытается изнасиловать меня. Горфиддид сразу понял, кого я имела в виду. Он до безумия любил свою вялую малышку Кайнвин, потому теперь бежал от меня, как от огня. — Она рассмеялась. — Мужчины такие дураки!

— Но только не принц Артур, — поспешно заметил я, сознательно назвав своего повелителя принцем, как требовала Гвиневера.

— Когда дело касается драгоценностей, он так же глуп, как и остальные, — едко усмехнулась Гвиневера и спросила, не послал ли меня Артур приглядывать за ней.

Мы были одни. Начальник стражи принцессы Ланваль хотел было расставить во внутреннем дворе своих людей, но Гвиневера прогнала всех.

— Пусть почешут языки насчет нас, — весело рассмеялась она, но тут же нахмурилась. — Иногда мне кажется, что Ланвалю приказано шпионить за мной.

— Ланваль просто охраняет тебя, леди, — сказал я, — ведь твоя безопасность — это счастье и спокойствие Артура, а от него зависит спокойствие королевства.

— Очень мило, Дерфель. Мне это нравится, — произнесла она чуть насмешливо.

Мы все еще продолжали прогуливаться вдоль колоннады. Чаши с мокнущими в воде лепестками роз распространяли свежий аромат, приятная тень скрывала нас от палящих лучей солнца.

— Хочешь увидеть Линет? — вдруг спросила принцесса.

— Не уверен, что она захочет видеть меня.

— Может, и нет. Но ты ведь не женат, верно?

— Нет, леди, мы никогда не женимся.

— Тогда это не важно, правда?

Я не понял ее туманных слов, но переспросить не решился.

— А я хотела видеть тебя, Дерфель, — серьезно сказала Гвиневера.

— Ты льстишь мне, леди, — смутился я.

— Ты становишься все милее и забавнее! — Она даже захлопала в ладоши, потом наморщила носик. — Скажи мне, Дерфель, ты когда-нибудь моешься?

Я вспыхнул.

— Да, леди.

— Ты воняешь кожей, кровью, потом и дорожной пылью. Это, должно быть, считается приятным запахом, но только не сейчас. Слишком жарко. Хочешь, мои дамы приготовят тебе все для купания? Мы делаем это так, как когда-то римляне. Здорово потеешь и сильно скоблишься. Довольно утомительное занятие.

Я осторожно отступил на шаг.

— Может, я схожу на речку, леди?

— Но я хочу видеть тебя! — сказала она, шагнула ко мне и даже взяла меня за руку. — Расскажи о Нимуэ.

— Нимуэ? — Я растерялся.

— Она на самом деле умеет творить волшебство? — с жадным любопытством проговорила Гвиневера.

Принцесса была одного роста со мной, и ее лицо, красивое, скуластое, оказалось совсем рядом. Эта близость к Гвиневере вызывала смятение чувств, возбуждала, как пьянящее питье Митры. Ее рыжие волосы пахли духами, а пугающие зеленые глаза были подведены смолой и от этого казались еще больше.

— Так умеет она творить волшебство? — настойчиво спрашивала принцесса.

— Думаю, да.

— Думаешь! — Она разочарованно отпрянула от меня. — Только думаешь?

Шрам на моей левой руке начал пульсировать, и я только растерянно моргал.

Гвиневера расхохоталась.

— Скажи мне правду, Дерфель. Я хочу знать! — Она опять вложила свою руку в мою и повлекла меня в густую тень под аркадой. — Этот ужасный Сэнсам пытается сделать нас христианами, но я не желаю! Он хочет, чтобы мы все время чувствовали себя виноватыми, а я твержу ему, что мне не за что виниться. Но христиане набирают силу. Они уже строят здесь церковь! И это еще не все. Пошли! — Она резко повернулась и хлопнула в ладоши. Во внутренний двор вбежали рабы, и Гвиневера приказала принести ей плащ и привести собак. — Я кое-что покажу тебе, Дерфель, чтобы ты своими глазами увидел, что делает с нашим королевством этот скверный маленький епископ.

Она накинула на тонкую полотняную сорочку розовато-лиловый шерстяной плащ, взяла в руку связанные узлом поводки шотландских борзых, вываливших между острыми зубами длинные, дышащие паром языки. Ворота виллы были широко открыты, и в сопровождении двух рабов и окружающих нас стражников мы двинулись по главной улице Дурноварии, вымощенной широкими каменными плитами. По сточным канавкам вдоль улицы в бегущую за городом реку текли быстрые дождевые воды. Лавки с распахнутыми широкими окнами ломились от товаров — обуви, мясных туш, соли, гончарной утвари. Некоторые дома лежали в развалинах, но большая часть была отремонтирована, может быть, из-за присутствия в городе Мордреда, а может, и Гвиневера принесла сюда жажду нового расцвета. К нам сползались на жутких обрубках нищие, которые, рискуя получить удар тупым концом копья, жадно расхватывали кидаемые рабами Гвиневеры медные монетки. Сама Гвиневера с переливающимися на солнце, развевающимися рыжими волосами стремительно шагала по склону холма, словно и не замечая взволнованной суеты, которую вызывало ее появление.